Любовница. Война сердец - Страница 68

Крови пока не было, не считая царапины на горле Кула, но это мелочь. Оружие обоих имело разрушительную силу — и люди поняли, что эти два человека сражались уже не раз. Решили они так потому, что сами далеко не всегда предугадывали следующее движение своего противника, а эти двое сражались мастерски.

В следующее мгновение, пока Кул подымал саблю над головой противника, француз успел отступить на шаг, отразить удар, и пока соперник балансировал, ударил его точно в плечо.

Секундант тотчас же поднял вверх меч, а другой воскликнул: «Стоп!», и в тот же момент оба стояли на расстоянии трех шагов между ними с воздетым вверх оружием.

Тяжело дыша, француз молча глядел на своего противника. Стоящие поблизости от него слышали, как он пробормотал: «Проклятый трус». В последний момент француз развернулся, и острый край меча рассек плечо и грудь ирландца по диагонали.

Тут секундант объявил:

— Они оба ранены!

Кул, осмотрев рану в плече и побледнев от увиденной крови, поднял голову. Так оно и есть: по волосам француза на щеку струилась кровь.

Но Десерней коснувшись левой рукой головы, раздраженно щелкнул пальцами.

— Он не задел меня. Эту рану я получил в Лини.

— Должно быть, ударили рукоятью, — отметил один из сидящих на стене.

— Желаете продолжить? — спросил командир ирландца.

— Царица небесная, разумеется, — сквозь зубы, сдерживая стон, прорычал Кул.

В недоумении командир, немного помедлив, прокричал: «Идите!»

Последствия были невероятными. Француз начал атаковать, тогда-то свидетели происходящего оценили его настоящие силы. Его удары были сокрушительны. Меч плясал дугами и спиралями, тесня ирландца все дальше и дальше. Он не давал ему возможности оказывать сопротивление. Какими бы сильными ни были руки у ирландца, он оказался под стеной так быстро, что чуть не врезался в нее.

Тогда ирландец кое-как собрался с силами. У него был порван рукав, и кровь струилась с плеча на левую руку, но рана не остудила его пыл. Он умудрялся выполнять невообразимое количество прыжков, выпадов, приседал, пытаясь сбить француза с ног, но тот каждый раз перепрыгивал, порываясь снова ранить его в плечо.

Вдруг, ко всеобщему удивлению, великан улыбнулся. Это была мимолетная, неприятная усмешка, но означала она твердо принятое решение. Мгновение спустя все поняли, что это было за решение. Сверкнув мечом, француз ударил, ирландец покачнулся назад, секунданты в унисон завопили. Наблюдающие видели, как грудь ирландца пересекла линия, неровная кривая полоса рассекла его одежду, и на рубаху просочилось красное пятно.

Некоторое время ирландец скрючился, облокотившись на одно колено, тяжело дыша сквозь зубы. Француз тоже не мог отдышаться, он тоже был ранен, но не сводил широко открытых серых глаз с лица врага.

Ирландец с трудом поднялся и, в бешенстве, произнес искаженным от злости голосом:

— Игра окончена. Сейчас ты умрешь.

В растерянности командир пытался поймать его взгляд.

— Вы хотите сказать… вы желаете продолжить?

Зеленые глаза яростно сверкнули, и Кул бессвязно прошипел:

— Только попробуй остановить меня еще раз, и ты пожалеешь об этом.

С тех пор никто не слышал, чтобы командир проронил еще хоть слово. Бой был беспощадный и долгий, но противники сражались как львы, им уже нечего было продемонстрировать друг другу, но мастерство и желание победить, которое читалось на их искаженных лицах, преобладали.

Разрезая воздух на части массивным мечом, француз успевал говорить:

— Она просила пристрелить тебя как шелудивого пса.

— Скажи ей, пусть убирается к… — последние слова застряли в горле ирландца, когда он получил жесткий удар по шее.

— Но я сказал: «Нет».

Тот, кому были адресованы эти слова, похоже, не расслышал их. Он двигался, словно танцор в восточном танце, изящной, но губительной поступью. В полдень, блистая в бою, он умер.

Никто не заметил ни времени, ни того момента, когда меч француза пронзил сердце ирландца. Темноволосая голова Кула откинулась назад, и какое-то время казалось, будто его налитые яростью зеленые глаза бросают вызов небесам. Француз стоял на месте, но в полной боевой готовности, не сводя глаз с точки, которую только что пронзил его меч. Потом оружие выпало из обессилевших рук жертвы, и мягкое тело упало на конец меча. Француз выпрямился, подхватил левой рукой грудь противника и с ревом, чтобы заглушить звук извлекаемого клинка из тела и кости, вытащил меч. Ирландец упал, подогнув под себя ноги, красная от крови левая рука откинулась назад, в грязь, а правой рукой он словно еще собирался схватить саблю, лежавшую неподалеку.

Некоторое время француз, стоя прямо, смотрел на мертвое тело. Затем склонил голову и стер кровь со лба левой рукой. Он зашагал к куче с обмундированием, наклонился, чтобы подобрать темно-красный пояс гусара, и аккуратно вытер лезвие своего меча. Бросив пояс, он направился к своей лошади.

Командир подозвал сержанта и двух часовых, чтобы те отнесли тело на задний двор, и испуганно уставился на француза.

Все было кончено; ему больше было нечего добавить или сделать. Но их всех поразило то, что пришедший к ним враг продемонстрировал свою силу и собирался повернуться к ним спиной и уйти невредимым. Секундант француза, не получив от командира никаких распоряжений на запрет действий, помогал ему собрать снаряжение кирасира.

Можно было предположить, о чем думал тогда незнакомец. На мужественных чертах его лица застыла ужасающая маска из размазанной крови и пота. Его грудь периодически вздымалась и опускалась, пока кирасир собирался и вкладывал меч в ножны на поясе. В тот момент, когда он взял шлем, так же как раньше, чтобы распрощаться с этим местом, его глаза, встретившие взгляд командира, были бездонными, как море в ночи.