— Только что на улице я встретила знакомую леди, вначале она даже не узнала меня! Потом мы все-таки разговорились. Ты знаешь, она была в «Гранд кафе» на Рю де Эпиронньер и ждала, когда оно откроется. Можешь себе представить? Конечно же, весь рабочий персонал — повара, лакей, метрдотели — удрали. Там тишина как в могиле.
— Пойдешь сегодня со мной навестить Делию Гоулдинг?
— Нет, не пойду. Я обещала Эллвуду. Тебе следует вернуться домой к ужину. Почему ты в одежде для верховой езды? Здесь нет ни одной лошади, майор всех их забрал на военные нужды.
— Они еще не добрались до наших породистых лошадей. Я опробовала одного. Довольно крупный жеребец, но с ним будет легче ездить здесь, чем в Шире или в Клифтоне.
Они проработали бок о бок еще час, принося воду, промывая раны, накладывая повязки, успокаивая людей, говоря с ними о защите, о доме, но избегая темы, повисшей в воздухе как запах крови, как пороховая пыль, — трехдневное сражение, которое все еще бушевало на юге.
Когда Мэри ушла, София поднялась по многолюдным улицам к отелю «Нью-Йорк». Румбольд был там, он приехал в город, чтобы сопровождать последние поезда боеприпасов по дороге к армии. Он быстро ввел ее в курс событий: Веллингтон затаился, ожидая появления пруссаков, французы еще не перешли в полное наступление.
Простой в Брюсселе был глупее, чем когда-либо — время будет потеряно, если центр Веллингтона не разделится.
В больничной палате стояла оглушительная тишина, по сравнению с суетливым шумом снаружи. Миссис Румбольд поднялась со своего кресла и бросилась навстречу Софии со слезами на глазах, но потом отпрянула, увидев следы крови на ее манжетах.
— Не волнуйтесь, просто я помогала раненым. Как она?
Миссис Румбольд покачала головой.
— Иногда она приходит в себя, но не может говорить.
София взглянула на бледное лицо Делии Гоулдинг и вздрогнула.
— Что говорит врач?
— Сломаны четыре ребра, но врач говорит, что желудок и легкие не повреждены. Если бы был еще и задет позвоночник… — сказала она и снова покачала головой. — Врач говорит, что она, должно быть, была без сознания, когда падала, так как именно расслабление всех мышц спасло ее от более серьезного повреждения. Падая, она зацепилась за холщовый навес. Он, конечно, порвался, но предотвратил серьезные повреждения головы. — Она посмотрела на Софию в недоумении. — Как она могла быть без сознания?
София отвела ее от кровати и села, чтобы шепотом рассказать все о Себастьяне Куле. Страх миссис Румбольд только усилился оттого, что ей приходилось сдерживать его в комнате больной. Но в каком-то смысле это было не удивительно; она догадывалась о чувствах Делии к нему, догадывалась и о том, что Кул пользовался этим, хотя и не подозревала, как далеко он мог зайти.
Перед тем как уйти, София села в кресло рядом с кроватью и взяла маленькую руку, бездыханно лежащую на покрывале.
— Когда ты придешь в себя, моя дорогая, ничего не бойся. Он не тронет тебя снова. Ты в безопасности. Я обещаю. Поправляйся и возвращайся к своим друзьям.
София попросила Румбольда подождать ее, и после короткого прощания с миссис Румбольд, они встретились во внутреннем дворе отеля. София стояла в полной готовности у ворот, через которые были видны три вагона с боеприпасами и группа всадников, сопровождающая их на фронт.
Когда он появился, София сказала ему:
— Я составлю вам кампанию. — Она указала на тюки багажа, навьюченные на спины лошадей позади нее. — Солдаты сказали мне, что в Ватерлоо вряд ли есть какая-либо медицинская помощь или снаряжение, несмотря на то что это единственное место, куда направляют всех раненых. Я намерена помогать им.
Румбольд искоса посмотрел на нее.
— Право, миледи… Но как же ваша семья?
— Миссис Румбольд любезно согласилась передать им сообщение.
— Но дорога практически непроходима и очень опасна!
— Если вы в состоянии пройти этот путь, подполковник, значит, и я смогу.
Он посмотрел на нее с отчаянием и тревогой. Затем он принял решение.
— Я возьму вас в Ватерлоо. Но ни на шаг дальше. И мне будет спокойнее, если вы, по крайней мере, будете вооружены, — сказал он, при этом проницательно посмотрев на нее. — Я слышал, вы неплохо управляетесь с пистолетом.
Она иронически улыбнулась.
— Не совсем. У меня плохая привычка закрывать глаза при выстреле.
Несколько мужчин узнали ирландца, когда тот снова появился в Папелотте после полудня, около трех часов. Одни говорили, что он присоединился к конному отряду под попечением Аксбриджа и что они видели, как он работал саблей в бою, когда отступала пехота. Другие клялись, что тогда он уехал один, черт знает как, оглядываясь повсюду, словно орел в поисках добычи, готовый наброситься на нее в любое мгновение.
Другой отряд офицеров Сакс-Веймара принял его теперь на заднем дворе, на этот раз ликера не оказалось, но он достал флягу джина, от вида которой солдаты сразу повеселели. Пока все были заняты джином, Кул взобрался по самодельной лестнице, состоящей из столов, сундуков и стульев, и оценил положение вещей за стеной внутреннего двора. Он еще побыл здесь немного, облокотившись на камни, затем спустился вниз, согласившись покурить с остальными перед уходом.
Сержант и двое часовых дежурили наверху, но ничего необычного не заметили. Повсюду — от подножия стены и до конца поля — лежали тела, в основном, мертвые, раненые или ползли сами, или их носили к ферме. Лошади тоже кое-где были живые, но теперь они не бились в агонии. Одной такой лошади оторвало обе передние ноги, но она еще настойчиво царапала доски загона в дальнем углу, пока капрал не увидел это и не пристрелил ее.